Лоренс Сандерс - Слепой с пистолетом [Кассеты Андерсона. Слепой с пистолетом. Друзья Эдди Койла]
Два черных детектива переглянулись. Их черные волосы были подернуты сединой, и они заметно потолстели в талии. Их лица были в шрамах и ссадинах, полученных во время службы в гарлемской полиции. С тех пор как двенадцать лет назад они стали детективами первого класса, их больше не повышали. Прибавки к зарплате не компенсировали рост цен. Они еще не выплатили пай за свои квартиры. Их машины были куплены в кредит. И тем не менее они не взяли ни у кого ни цента. Их долгая полицейская карьера была одним сплошным сражением. Когда они не получали синяки от хулиганов, им доставались шишки от начальства. Теперь им мешали делать дело, впрочем, не первый раз.
— Мы ни в чем не виним капитана, — сказал Могильщик.
— Мы просто ему завидуем.
— Скоро я займу его место, — попытался утешить их Андерсон.
— Это точно, — отрезал Гробовщик, не поддаваясь на сочувствие.
Андерсон покраснел и отвернулся.
— Приятного аппетита, — бросил он через плечо, но никакого ответа не получил.
Глава двенадцатая
Они стояли на цыпочках, напряженно вглядываясь вдаль.
— Дай-ка посмотреть.
— Смотри.
— Что ты видишь?
В этом-то и заключался вопрос, ибо никто не видел ничего. Затем неожиданно с трех сторон появились три группы демонстрантов. Люди шли по 125-й улице с востока на запад, по северной стороне. Процессию возглавляла невообразимого вида военная машина. Она была такая грязная, словно выехала из Ист-ривер. За рулем сидел голоногий черный молодой человек. Было видно, что он голоног, потому что дверей у машины не было. С ним в обнимку сидел голоногий белый юноша. Объятия были братские, но поскольку исходили они от белого, было в них что-то эротическое. Если голоногий чернокожий выглядел голоногим и точка, то его белый собрат казался совершенно голым. Оптический обман, характерный для Гарлема. На Юге все воспринимается как раз наоборот.
За этими черно-белыми братьями сидел очень красивый юноша с темно-коричневой кожей и таким напряженным выражением лица, словно он сидел на горшке.
Рядом с ним находилась пожилая белая женщина в платье подростка. У нее тоже было на лице некоторое напряжение — словно ее тревожил запор. Между ними был плакат с надписью:
«БРАТСТВО! БРАТСКАЯ ЛЮБОВЬ — ЭТО ВСЕ!»
За машиной следовали голоногие демонстранты — двенадцать рядов по четыре человека в шеренге. Над каждой шеренгой реял cf по плакату с тем же содержанием, что и на плакате в машине. Чернокожие юноши выглядели невероятно черными, а белые — чрезвычайно, даже чересчур, белыми.
За ними катилась хохочущая, пляшущая, целующаяся и обнимающаяся лавина черных и белых всех возрастов и полов. Еще полчаса назад они впервые увидели друг друга. В своей совокупности они представляли собой страшный сон поборника расовой сегрегации. Впрочем, и гарлемцы глядели на все это без особого восхищения.
— Это же просто оргия! — заявил один из них.
Другой шутник, не желая оставаться в долгу, крикнул:
— Мамочка такого здесь не допустит.
— Белая шваль, — фыркнула величественно черная дама.
Ее не менее величественного вида спутник, с трудом подавив усмешку, отозвался так:
— Кто еще может быть с этими черными гуталинщиками?
Впрочем, враждебности никто не выказывал. Да и особого удивления тоже. Праздник есть праздник.
Но когда с юга появилась другая процессия, у черных зрителей от удивления глаза полезли на лоб. Демонстранты шли по восточной стороне Седьмой авеню, мимо бара ресторана «Шахерезада», мимо церкви, на которой висел плакат:
«ГРЕШНИКИ — ОСТОЛОПЫ. НЕ ВАЛЯЙТЕ ДУРАКА!»
Гарлемцы были повергнуты в смятение, ибо впереди процессии следовал сиреневый с золотом, открытый кадиллак, за рулем которого восседал толстый чернокожий с заячьей губой, в голубом, с металлическим отливом, шелковом костюме. На переднем бампере автомобиля была укреплена статуя черного Иисуса. По его раскинутым в стороны рукам стекала черная кровь. Вокруг сломанной шеи была обвязана белая веревка. От его страшного оскала кровь застывала в жилах, даже смешанная с большим количеством алкоголя. К его скрещенным черным ногам был гвоздями прибит плакат: «ОНИ МЕНЯ ЛИНЧЕВАЛИ!» В «кадиллаке» сзади стояли двое чернокожих с другим плакатом: «НЕ БОЙТЕСЬ!»
За кадиллаком тянулась вереница очень легко одетых чернокожих девиц, всех оттенков, толстых и худых, высоких и низеньких, под руку с несметным количеством чернокожих молодых людей в теннисках. На черных лицах сверкали белки глаз, блестели зубы. У одних были плакаты: «ЧЕРНЫЙ ДЕТКА ИИСУС». У других: «ДАВИ ИХ, ГОСПОДИ!» Они пели: «Не бойтесь мертвых… Выше голову… выше голову, друзья!» Казалось, они были на седьмом небе от радости, что им позволено шествовать за таким жутким Иисусом. Замыкали шествие солидные черные проповедники с плакатиками: «НАКОРМИ ИХ, ИИСУС!» и «ПУСТЬ ИХ ВЫРВЕТ!»
Честный, но вдрызг пьяный христианин, выйдя из бара «Шахерезада», увидел это и решил, что на него движется адская колесница, ведомая дьяволом в огнеупорных одеждах.
— Я уже видел это во сне! — крикнул он на всю улицу. — Я знал, что они распнут его еще раз!
Но большинство гарлемцев ошеломленно молчали. Контраст между ужасным обликом черного Христа и заразительным весельем, источаемым морем черных девиц и парней, заставил их судорожно морщить лоб, дабы понять, на каком свете они находятся.
Но тут с Седьмой авеню, севернее перекрестка, раздался грохот. С севера двигалась еще одна демонстрация, возглавляли которую дюжие чернокожие молодцы в кожаных куртках с поясами, сильно напоминавшие фантазию на тему СС в черной гамме. За ними следовали двое безмолвных молодых людей, одетых как священники — это они занимались стряпней в квартире доктора Мура. За ними шел высокий толстяк, который стоял на бочонке на перекрестке 135-й улицы и Седьмой авеню и произносил истерические речи о власти черных.
На безопасном расстоянии от них двое крепких, голых до пояса парней катили странное приспособление на колесах, напоминавшее паровозный котел. В нем что-то булькало, грохотало и озаряло их лица вспышками пламени, поочередно высвечивая белки глаз, сверкающие зубы и мощные черные мускулы их торсов, словно в адском калейдоскопе. За ними шествовали двое, несших большой белый плакат, на котором было написано: «ЧЕРНЫЙ ГРОМ! ЧЕРНАЯ ВЛАСТЬ!».
Далее виднелась толпа черных мужчин и женщин, одетых во все черное. При более внимательном рассмотрении они оказались все внушительных габаритов. Они несли плакаты, на которых были лишь два слова: «ВЛАСТЬ ЧЕРНЫМ». В сумрачном освещении они казались очень серьезными. Если власть определялась исключительно физической силой, то они ею обладали вполне.
Первыми прокомментировали это любители марихуаны, ошивавшиеся у бильярдной к северу от 126-й улицы.
— Эти кошки накурились до опупения, — сказал один из них. — Поделились бы со мной.
— Парень, ты уже в порядке. Но они такие тихие. Почему?
— Откуда мне знать? Спроси их сам.
— Эй, ребятишки, — крикнул первый, — скажите-ка нам что-нибудь.
— И дайте курнуть, — попросил второй.
— Не обращайте внимания на этих болванов, — сказал своим подопечным высокий толстяк.
— Ну, ребята, поговорите так, чтобы мы поняли — это и есть черная власть, — не унимался первый.
Дюжий демонстрант не вытерпел и крикнул:
— Я скажу вам кое-что неприятное, наркота вшивая. Я вас всех…
— Черная сила! — захохотала женщина.
— Вот именно. Я им покажу, что такое черная сила, мать их…
— Спокойно! — вмешался марихуанщик, — Берегите ваш старый горшок. А то, глядите, взорвется, чего доброго!
Стоявшие рядом рассмеялись. Все-таки это было очень смешно. Сразу три демонстрации в одном месте.
— Моя тетя Лy говорила, что на похоронах дяди Бена играли три оркестра, — весело крикнула одна женщина.
Выглядело все это занятно. И черный Иисус, похожий на беглого невольника, и стройный чернокожий, разъезжающий в военном грузовичке со своей иностранной белой женщиной и проповедующий всеобщее братство. И наконец, эти поборники власти черных — крепкие, опасные, непримиримые, словно религиозные фанатики с их странным котлом, в котором бурчал черный гром.
Да, такого шоу давно не видели в Гарлеме. Правда, люди степенные смотрели на это, поджав губы, но все прочие, кто вышел на улицу хорошо провести время и отметить праздник, были довольны.
Двое чернокожих во всем черном, которым, судя по всему, следовало находиться в рядах сторонников власти черных, вместо этого сидели на переднем сиденье черной обшарпанной машины и смотрели на демонстрантов. Старый черный «седан» стоял у тротуара возле Африканского мемориального книжного магазина. Он выглядел совершенно неуместно среди роскошных, сверкающих всеми цветами радуги автомобилей, разъезжавших этим вечером по Гарлему. Да и любые два человека, безучастно сидевшие и не знавшие, чем заняться в праздник, вызывали большие подозрения. Более того, они были в черных костюмах и черных шляпах, которые они так низко надвинули на лоб, что в скудном освещении, проникавшем через стекла машины, их было просто невозможно разглядеть, не то что опознать. Обычному прохожему они могли показаться двумя бандитами, ждущими удобного момента, чтобы ограбить ювелирный магазин.